Интертекстуальные элементы в произведениях Рэя Брэдбери и их передача при переводе

Постмодернистское построение художественного текста предполагает обязательную игру с читателем-интерпретатором. Определяя постмодернизм как эпоху или манеру мышления, некоторые исследователи пытаются даже разграничить понятия «постмодернизм» и «постмодерн» [Харт 2006], делая существенную оговорку: «если получится». В качестве основных тезисов постмодернизма как открытого набора подходов, позиций и стилей контркультуры выделяют: 1) отказ от считающихся естественными, непременными, универсальными основ, или корней; 2) отказ от реализма, в частности, от тезиса о том, что язык при правильном его использовании способен рассказать правду о реальности; 3) отказ от гуманизма: человек, рассматриваемый как субъект и объект познания, считается уже не повелителем, а производным от желаний и дискурсов системы власти.

Одним из наиболее ярких путей проявления принадлежности автора к постмодернизму является интертекстуальное построение смыслов художественного текста. Интересен тот факт, что русскоязычные исследователи интертекстуальности не всегда следуют за американскими и французскими приверженцами постмодернизма, поскольку «человеческий фактор» в построении интертекста признается достаточно важным. В работах Н.А.Кузьминой, И.П.Смирнова человек рассматривается как субъект, конструирующий или реконструирующий интертекст, т.е. как homo creans, «человек творящий». Можно выделить несколько подходов к изучению интертекста. В одной парадигме подходов интертекст рассматривается как самостоятельно существующий и развивающийся феномен: «Интертекст – это объективно существующая информационная реальность, являющаяся продуктом творческой деятельности человека, способная бесконечно самогенерировать по стреле времени». В данном случае характеристики интертекста определяются тем, что исследователь изучает его в рамках синергетической парадигмы. Однако интертекст может рассматриваться и как определенного рода конструкт, как «явление скрещивания, контаминации текстов двух или более авторов (а также не имеющих личного автора)». На первый план в этом случае выступает фигура субъекта в двух его ипостасях: субъект, конструирующий интертекст (автор), и субъект, реконструирующий интертекст (интерпретатор). Понятие интертекста антропоцентрично, хотя в качестве объекта исследования интертекстуальной ситуации могут выступать как субъекты, так и тексты, участвующие в этой ситуации. В соответствии с современной тенденцией к интерпретационизму, фигура интерпретатора занимает равную (если не более приоритетную) позицию по сравнению с позицией автора в интертекстуальной ситуации. В данной ситуации адресат и адресант обмениваются позициями. Идеальный читатель оказывается отождествленным с отправителем информации.

Переводчик в данном случае выступает в качестве интерпретатора. Именно от него зависит, насколько понятной для читателя станет интертекстуальная авторская игра. Элементы интертекста оказываются необходимыми фрагментами фонового (пресуппозитивного) знания, которое нужно определенным образом передать в тексте перевода. Интертекстуальные элементы не всегда улавливаются даже «сведущим читателем» текста оригинала, а для текста перевода передача интертекстуальных отсылок – чаще всего сверхзадача. Как считает Умберто Эко, «порою интертекстуальная отсылка настолько незаметна, что, если некоторое ехидство в тексте и есть, за него целиком отвечает эмпирический автор, хотя при этом можно сказать, что сам текст ничего не предпринимает для того, чтобы быть понятым (даже если апеллируют к ехидству образцового читателя, который должен был бы опознать отсылку к топосу предшествующей литературы)».

Тексты рассказов, повестей и романов Рэя Брэдбери до последнего времени вряд ли когда-либо называли постмодернистскими. Но после появления сборников его рассказов «Quicker Than The Eye» (1996), «Driving Blind» (1997), а в особенности после недавнего перевода на русский язык его иронического детектива «Death Is a Lonely Business» («Смерть – дело одинокое») тексты его более ранних произведений могут быть осмыслены именно в русле идей постмодернизма, хотя и в его «гуманистической» версии. Некоторые рассказы Брэдбери посвящены переосмыслению жизни или гибели его любимых писателей – Э.Хемингуэя, Т.Вулфа («Машина до Килиманджаро», «О скитаньях вечных и о Земле»); другие рассказы вообще воспринимаются как взгляд повествователя на любимые книжные полки. Например, если использовать теорию интертекстуальности в ее символистской версии, то есть ограничиться элементарной регистрацией реминисценций, то в рассказе «The Exiles» и его великолепном переводе на русский язык Т.Шинкарь («Изгнанники») можно увидеть отсылки к текстам У.Шекспира, Э.По, Брэма Стокера, М.Шелли, Г.Джеймса, В.Ирвинга, Н.Готорна, А.Бирса, Л.Кэрролла, Ф.Баума, Ч.Диккенса и др. При этом переводчица оставляет на усмотрение «прозорливого читателя» аналогии с «Солярисом» С.Лема, делает удачный комментарий, относящийся к тексту «Рождественской песни в прозе» Ч.Диккенса, недостаточно известной для русскоязычного читателя, и в качестве узнаваемой цитаты из шекспировского «Макбета» приводит в начале рассказа фрагмент перевода этого текста М.Лозинским. Т.о., переводчица использует все возможные стратегии для передачи фоновых знаний, заложенных в тексте оригинала, когда возникает необходимость в воспроизведении интертекстуальной отсылки.

Интересной представляется ошибка переводчика, связанная с «нанизыванием» имен писателей в рассказе Брэдбери «Henry The Ninth» («Генрих Девятый»). В тексте этого рассказа, как и в рассказе, рассмотренном выше, имеются отсылки к текстам Киплинга, Шекспира, Джонсона, Диккенса, Драйдена, Попа. Переводчица Т.Шишкина, видимо, поддается соблазну приема перечисления писательских имен – и один из персонажей рассказа, Сэмюэл Уэллес (безусловно, отсылающий к Сэму Уэллеру из «Записок Пиквикского клуба»), становится Уэллсом: «Samuel Welles bearhugged him again» - «Сэмюэл Уэллс снова стиснул его в объятиях». Когда возникает необходимость передачи конструктивной интертекстуальности эпизода рассказа, связанного с обращением к «Рождественской песни в прозе» Ч.Диккенса, Т.Шишкина не использует хрестоматийный перевод Т.Озерской, а переводит фрагмент диккенсовского текста сама. Возможно, это вполне оправданное решение, поскольку Брэдбери цитирует Диккенса не совсем точно: «“O remarkable boy!” he said, leaning from an imaginary window on a golden Christmas morn, an old man, reborn and gasping for joy, “Delightful boy, there, is the great bird, the turkey, still hung in the poulterer’s window down the way?”
“It’s hanging there now,” said the boy.

“Go buy it! Come back with the man and I’ll give you a shilling. Come back in less than five minutes and I’ll give you a crown!”». Переводчица исправляет текст Брэдбери в соответствии с реальным текстом Диккенса: «…Come back with the man, and I’ll give you a shilling. Come back with him in less than five minutes, and I’ll give you half-a-crown!». – «…Так сбегай и купи ее, да возвращайся с приказчиком. А обернешься в пять минут, дам полкроны». Возможно, внимание переводчицы к тексту цитаты было обусловлено еще и тем, что персонаж Диккенса, произносящий эту фразу, достаточно скуп. Однако решение переводчика об исправлении текста оригинала (даже в ситуации интертекстуальности) всегда является переводческой вольностью.